Письма с Восточного фронта: Аэродром...


Доброго дня, отец.
Наконец-то появилось время написать тебе первое письмо из России. Находясь здесь, я вспоминаю твои рассказы о Первой Мировой войне, о России,  когда в феврале 1918 года германские войска за 5 дней заняли почти всю Прибалтику, Беларусь и Украину.
Тогда твоя рота взяла Псков и Вы думали наступать дальше на  Петроград. Отец, сейчас, через 23 года, я иду той же дорогой, что и ты. Мы все время наступаем.  За первые 20 дней с начала восточной компании мы прошли 600км.  Дальше наша дивизия с боями взяла Остров, Псков  и к началу сентября  мы вышли к пригородам Ленинграда. С Севера по Карельскому перешейку на Ленинград наступают армия Маннергейма. Мы с ними соединились в районе крепости Шлиссельбург и взяли город в блокаду.


Последние 2 месяца мы активно обстреливаем Ленинград из арторудий. Мы полностью уверены в победе. Ребята из штабного отделения говорят, что в городе острая нехватка продовольствие и начался голод. Думаю, русские не продержатся и двух недель.
Отец, мой знакомый Август Мюллер из 6й пехотной дивизии говорит, что наши танки уже у стен Москвы и 7 ноября Адольф Гитлер хочет провести парад на Красной площади, так что надеюсь к Рождеству, как и планировал ранее, я уже буду дома.
Сейчас я расскажу одну историю про советский аэродром. Мой старый добрый  фотоаппарат Фойхтлендер Бесса по-прежнему со мной, так что к письму прилагаю  еще и несколько карточек.


В конце сентября 1941 года по данным разведки с воздуха, недалеко от места нашего дислоцирования, был обнаружен аэродром русских. Тот самый единственный действующий аэродром, который принимая русские самолеты с «Большой земли»,  снабжает продовольствием, медикаментами, почтой  и всем необходимым весь Ленинград во время блокады.


На днях нашим командованием был дан приказ захватить этот аэродром, уничтожить зенитные орудия, здание аэропорта и взорвать взлетно-посадочную полосу.  


И вот уже наше 3е отделение  трясется в кузове побитого русским бездорожьем Опеля Блитц. Караван, состоящий из 20 грузовиков, вытянулся в струнку по труднопроходимой лесной дороге. Мы ехали замыкающими.
В кузове Опеля мы вспоминали пройденные европейские города: Амстердам, Брюссель, Париж. Обсуждали последние результаты футбольного клуба «Шальке» и непонятный для нас приказ №35 о переводе танковой группы Гепнера на Москву в тот момент, когда Ленинград был почти взят нами.
И в этот момент наша машина вязнет в болотистой жиже дороги и встает на мосты. Мы чуть отстали от впередиидущей колоны и нашу остановку никто не заметил.  Всем отделением принялись вытягивать полуторатонный опелек  из болотистой колеи дороги.


Старший по званию гефрайтер Юрген Шварцкопф не стал помогать и остался стоять у кабины машины. И вдруг через боковые стекла он увидел непонятные движения в кустах. Это оказались русские солдаты. На первый взгляд их было около трех десятков. Они атаковали нас.


"Gewehr" - громко крикнул Юрген и начал отстреливаться от Иванов из маузера, спрятавшись за дверцей Опеля. Наши ребята быстро похватали винтовки и заняли оборону.  


Юрген быстро побежал к борту автомобиля за своим пулеметом MG. Русские уже начали нас теснить и на некоторых участках завязались рукопашные бои. Вся надежда была только на Юргена, тк у него был единственный работающий пулемет в нашем отделении. Мой чешский  ZB-30 заклинило,  я ничем не мог помочь и просто упал на землю и наблюдал за развитием событий. 


Бой шел минут 15. Русские стойко сражались. Потом в дело вмешался «дедушка» Юрген.
И несколькими пулеметными очередями остановил наступление Иванов. 
Бой закончился.  Русские сражались до последнего, даже раненые и те не подпускали нас к себе. Один русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на наших с саперной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое настоящее безумие. Они дрались, как звери, — и все погибли.


А мы выстояли. И сегодня ни над кем из нас не будет стоять деревянный крест с табличкой. На наших лицах появилась улыбка. Все живы. Четверым нашим раненным быстро оказали медицинскую помощь и положили в кузов машины.


В такие моменты снять напряжением может только родной немецкий шнапс.


Машине тоже  немного досталось. Прострелена дверь, решетка радиатора и лобовое стекло. Но это мелочи.
Мы выставили пулеметчика в сторону леса и еще часа 2-3 вытаскивали нашу машину из колеи.
И тут  услышали знакомый звук моторов. Наши машины возвращались с задания. 


Аэродром взять сегодня не удалось. Большинство наших солдат погибло. Выжившие рассказывают страшные истории о бое с  русскими.  Иваны сражались с фантастической стойкостью, как настоящие дьяволы.
Они зубами вгрызлись в этот аэродром и отбили все наши атаки. А потом перешли в наступление и отбросили наши войска обратно. В Гитлерюгенде нам вдалбливали в голову, что русские нелюди-азиаты. А здесь мы столкнулись с людьми, которых можно назвать особой расой. Все атаки оборачиваются сражением не на жизнь, а на смерть. Ни в одной стране Европы ранее мы такого не встречали. Если бы все солдаты фюрера дрались, как эти русские на аэродроме, мы завоевали бы весь мир.

Руку к каске, отец.
Твой сын, Рейнхард.
До встречи.



P.S. До конца блокады немецкое командовании так и не узнает, что аэродром, который они постоянно штурмовали и бомбили был «лже-аэродромом» с макетами самолетов в натуральную величину. И чтобы у немецких военных не было сомнений в его подлинности, советские солдаты защищали его как настоящий.
А настоящий аэродром находился рядом и он принимал самолеты  всю блокаду. По нему в город было доставлено свыше 5000 тонн продовольствия, 138 тонн почты, десятки тонн медикаментов. Обратными рейсами вывезли более 50 тысяч ленинградцев – детей, раненых, высококвалифицированных рабочих.